Сын шамана, хранитель озера Имлор, оленевод и подсудимый Сергей Кечимов стал чуть ли не всемирно известен. С подачи экологов за его судьбой следят десятки отечественных и зарубежных СМИ. Как правило, Сергея называют жертвой нефтяников, ради долларовой выручки тихой сапой вытесняющих исконных северян, занятых ремеслами предков, в поселки и города. Кечимова представляют то неподкупным принципиальным хантом, отстаивающим родовое угодье, то простодушным человеком, которым манипулируют некие враждебные силы. Конфликты такого характера в Югре вспыхивают периодически. За всеми спорами лежат в первую очередь экономические противоречия. Для их разрешения существующих юридических, законодательных инструментов не хватает. В ситуации разбирался корреспондент "РГ".
Кто сохранит Имлор?
В Югре два священных для коренных малочисленных народов Севера (КМНС) озера — Имлор и Нумто. Последнее давно отнесено к заповедным. Ровно год назад Минкультуры РФ зарегистрировало Имлор как объект культурного наследия местного значения. У озера есть хранитель — своеобразный общественный контролер от народа хантов. За Имлором присматривает Сергей Кечимов, глава родового угодья. Водоемом, точнее, недрами под ним, где покоятся сотни тысяч тонн нефти, желает распорядиться могущественная добывающая компания — в соответствии с лицензией. Сергей опасается, что промысел погубит и озеро, и окрестности, где пасутся десятка три его оленей.
По мнению смотрителя, экологических нарушений много, о них он то и дело докладывает представителям власти. Компания-разработчик претензии на свой счет не принимает. На Имлоре, говорят нефтяники, остался один несогласный, "всегда он чем-то недоволен". К уголовному делу против Кечимова, которое заведено после обращения в полицию двух сотрудников компании (в качестве частных лиц), сама она "не имеет ни малейшего отношения". А те двое утверждают: на территории лицензионного участка сын шамана, направив на них ствол ружья, с бранью и угрозами потребовал удалиться. Бумагу о признании в содеянном малообразованный хант собственноручно подписал, не зная ее содержания.
Следствие да суд длятся свыше года. Кечимова могут отправить на два года за решетку. Он отрицает, что держал людей на мушке и напоминает, с чего весь сыр-бор формально начался. Застрелил собаку с буровой, задравшую оленя. Ему пригрозили расправой. Да и физическая стычка была при свидетелях, спровоцирована "чужим человеком". Адвокат Кечимова предполагает, что его подзащитного, "последнего из могикан", кое-кто мечтает отправить в места не столь отдаленные или по крайней мере запугать.
В перипетии уголовного дела влезать не будем. Последнее слово за судом. Однако остается вопрос: действительно ли компания губит экологически чистый уголок? Региональное управление Росприроднадзора известило о результатах проведенной дважды, в июне и сентябре, проверки: следов нефтяных загрязнений не обнаружено ни в лесу, ни в акватории. Иное мнение у "Гринпис", чьи активисты ранее осмотрели окрестности озера вместе с хранителем. В начале ноября на адрес руководителя управления отправлено заявление с приложением, где указаны географические координаты нефтяных разливов, незаконных строений, повреждения естественных водотоков, стоянки браконьеров, плюс ссылки на свидетельства местных жителей. В черном списке 36 пунктов. Сотрудникам федеральной службы предложено еще раз побывать в угодье и в присутствии его хозяина и общественников удостовериться в наличии нарушений. В надзорном ведомстве усматривают в письме "Гринпис" признаки информационной атаки: главное, мол, громко обличить, а что будет выявлено по факту — не столь важно. Да и разыскивать в морозы под сугробами углеводородные проявления "с погрешностью не менее 200 метров в диаметре от указанной координаты" — занятие бесперспективное.
Параллельно этой истории, происходящей в Сургутском районе, в Нижневартовском разворачивается очень похожая. Во-первых, оленевод, отец пяти детей Иван Сардаков — фигурант уголовного дела. Оно также возбуждено по заявлению нефтяников — только работников не крупного холдинга, а мало кому известной "ооошки". Пострадавших трое. С их слов, Сардаков угрожал, "нанес физический урон здоровью". Во-вторых, Иван еще и ответчик по гражданскому иску предприятия: препятствуя его работе, причинил ущерб на три с лишним миллиона рублей. По версии защитников, обвинения бредовые. Да, на "Буране" преградил путь непрошеным гостям, да, потребовал объяснить, что они делают в родовом угодье. Защита доказывает, что промысловики не согласовали с хозяйствующими здесь тремя семьями ряд прописанных в федеральных и региональных законах обязательных процедур. Якобы предпочли действовать нахрапом.
Выжить в памятнике
Можно привести еще пару свежих примеров противостояния. Но полезнее обратиться к истории конфликта в том же Нижневартовском районе, длившегося свыше двух лет и вроде бы завершившегося в пользу оленеводов. На этом примере хорошо видно, с чего начинаются трения, почему они перерастают в открытое противоборство.
В 2011 году одна из отечественных компаний приобрела на аукционе месторождение с прогнозными запасами в 3,5 миллиона тонн. В границы лицензионного участка вошли родовые угодья, в частности семьи Айпиных, состоящей из 17 человек. Сейчас угодье — юридически малозначимое понятие. Законом закреплен термин "территория традиционного природопользования" (ТТП). Для упрощения доступа добывающих предприятий на эти полузапретные для них участки было проведено так называемое функциональное зонирование. Под ним подразумевается актуализация сведений о количестве проживающих в тайге коренных северян, их занятиях, оценка состояния пастбищ, условий для охоты, рыбалки, сбора дикоросов и так далее. Оленеводов должны были спросить, готовы ли они немного потесниться и какой вариант для них более приемлем. Нижневартовский район зонировала группа тюменских специалистов. По признаниям одного из них, сроки были сжатые и, вероятно, не все удалось сделать качественно.
Похоже на то. Айпины уверяют: предварительно никто с ними не обсуждал условия близкого соседства с промышленниками и, когда они познакомились с планом освоения участка, вздрогнули. Зимник, две скважины: одна спроектирована прямо на становище — посреди ягельника, последнего в этой сторонке. Близлежащие ягельные боры уничтожили пожары.
— Выходит, прощай, олени? А без них что делать хантам в лесу? Мой отец вынужден был пять раз менять площадку для стойбища. Больше переезжать некуда. Кончились ягельные земли, — объяснял чиновникам положение своей семьи в разгар конфликта студент-заочник Александр Айпин.
Компания известила правительство Югры о тупиковой ситуации. Согласия на бурение двух разведочных скважин не дано, что ставит под угрозу выполнение лицензионного соглашения в целом. Кто тогда возместит потери недропользователю? За прочие объекты назначена цена, которую нефтяники назвали вымогательской. Ханты потребовали выплатить за ущерб от одного до пяти миллионов рублей. Если идти у них на поводу, резюмировали руководители компании, в последующем никакого бюджета не хватит на компенсационные меры.
В Югре департамент по делам КМНС ликвидирован еще в 2010 году. Зато при правительстве есть комиссия по ТТП. Она собралась оперативно, в Ханты-Мансийск пригласили участников конфликта. Диалог был долгим, аргументированным, но бесплодным. Каждый остался при своем мнении. Обе стороны юридически правы. Коренных жителей не уличишь в воспрепятствовании производственным работам: они же не дали на них добро. А без согласования разработка недр на ТТП незаконна.
Тогда-то глава окружного департамента природных ресурсов и несырьевого сектора экономики Евгений Платонов и предложил: а давайте спорному бору придадим статус памятника природы с компенсацией расходов владельцу лицензии. Под предложение немедленно подвел базу вице-спикер Думы ХМАО, председатель Ассамблеи представителей коренных малочисленных народов Севера Еремей Айпин: сохраним территорию — сохраним и уникальную этнотерриториальную общину аганских хантов.
Зыбкий статус
Памятник природы — вынужденное исключение. Искусственное же сдерживание добычи нефти для властей автономии немыслимо. Не так давно сами ТТП приравнивали к особо охраняемым природным зонам (где бурить, кстати, запрещено), ныне доступ на них упрощен, экологическую экспертизу промышленных работ проводить не требуется. С ТТП сопряжены сотни лицензионных участков. В августе определены условия ввода в разработку очередной их группы.
Сокращение поголовья оленей неизбежно. "Пасти негде", — прямо сказал пару лет назад парламентариям округа представитель вышеназванного департамента Александр Киселев. Есть лишь два крупных оленеводческих хозяйства, и те пользуются пастбищами сопредельных регионов. По оценкам уральских ученых, имеющихся для выпаса ягельников в начале текущего десятилетия хватило бы на содержание 46,6 тысячи животных. В 2013 году их насчитали 37 тысяч. В 2015-м согласно официальному релизу — уже 24 тысячи. Число родовых угодий, если верны официальные цифры, не сокращается. Их около 500. А вот площади сжимаются.
Интересно экспертное суждение главного маркшейдера "Лукойл — Западная Сибирь" Константина Беляева. Среди нефтяников региона у него самый богатый опыт урегулирования отношений с "родовиками".
— Мы работаем с полусотней угодий, на которых проживают 1137 человек. У них в общей сложности четыре тысячи оленей. Максимальная доля площади ТТП, которую используем под разработку залежей, — 8 процентов. Не катастрофично, — рассказывает Константин Беляев. — Отняли — обязаны компенсировать. В свое время в рамках ежегодно обновляемых договоров выплачивали ежеквартально от 25 до 35 минимальных размеров оплаты труда. Планку устанавливали законодатели. С 2009 года в округе ориентиром стало модельное соглашение. Оно регламентирует объем материально-технической поддержки, а финансовую оговаривает туманной фразой "по соглашению сторон". Отсюда "базар", торг, набивание цены, иногда политизация процесса. Отчего бы не утвердить компромиссный стандарт стоимости, допустим, одного изъятого гектара? Всем было бы проще.
По мнению президента окружного Союза общин КМНС Олега Шатина, проблема в зыбкости статуса проживающих на ТТП:
— Земля и твоя, и общая. Будешь предъявлять права, нефтяники быстро осадят: а покажи-ка подтверждающие документы.
Его мнение разделяет адвокат, экс-депутат гордумы Радужного Галина Оболенская:
— ТТП для представителя коренного малочисленного народа — обширная территория, где предки хозяйствовали. Только не покажешь на карте: от сих до сих — мое. Право частной собственности в этой географической плоскости не распространяется. Твое существование зависит от чьей-то доброй или злой воли. Не будешь обороняться — съедят.
Директор центра содействия КМНС России Родион Суляндзига предлагает северянам вести себя трезво:
— Югра — донор бюджета страны. Потребность в нефти как экспортном товаре, нравится нам это или нет, растет. Приход компаний на территории традиционного природопользования не остановить. Эмоции тут не помогут. Садитесь за переговорный стол, будьте настойчивыми. Происходящее же в Сургутском районе — из ряда вон. Такого нельзя допускать.
В свою очередь, старший научный сотрудник лаборатории антропологии и этнологии Института проблем освоения Севера Сибирского отделения РАН, эксперт регионального отделения русского географического общества Юрий Квашнин предлагает властям и бизнесу не обманываться и других не вводить в заблуждение, уповая на различные материальные компенсации тем, кто расстается с традиционным образом жизни:
— Переселяя коренного жителя из тундры, тайги в национальный поселок, в благоустроенное жилище, мы теряем оленевода. Посылая его детей учиться в города, мы понимаем, что 90 процентов из них не вернутся на стойбища. В лучшем случае идет ассимиляция. В худшем — деградация. Народ постепенно растворяется. Лишать компенсаций — подло. А оптимальный вариант — продлевать, пока возможно, существование в естественном природном цикле труда и быта. И будем честными: нефтегазовые промыслы вытесняют коренных жителей с их земли. Даже на Ямале тундра в дефиците, — констатирует эксперт.
