Почетный полярник, заслуженный мастер спорта, он четырежды достигал Северного полюса автономно, без какой-либо поддержки извне, и автономно пересек Северный Ледовитый океан от России до берегов Канады, действительный член Русского географического общества, организатор и руководитель более тридцати экспедиций в высоких широтах. Проблемы, с которыми сталкивается наша армия в процессе освоения северных территорий страны, с «Военно-промышленным курьером» обсуждает руководитель экспедиционного центра «Арктика» Владимир Чуков.
– Владимир Семенович, с какого года вы начали свои арктические путешествия?
– Арктика для меня началась с 1979 года, с 1982-го не пропущено ни одного сезона. И до ухода в отставку, до 1992 года все отпускные полярные экспедиции я проводил в ранге действующего офицера.
– Насколько Минобороны интересовалось вашим арктическим опытом?
– Приглашали, доклады какие-то делал. Но прямой заинтересованности в практической реализации арктического опыта нашей группы не видел. Я докладывал в соответствующих структурах, поскольку работал в ЦИВТИ – институте военно-технической информации МО. Основным направлением нашей деятельности было изучение военного потенциала зарубежных стран. Имея в распоряжении гигантскую информационную базу – мы могли заказывать документы даже из библиотеки конгресса, я факультативно собирал данные о том, как строится оборонная политика США, Канады и других стран в районах Крайнего Севера. Понимал, что рано или поздно это будет востребовано, да и просто интересно было. И уже тогда отдавал себе отчет: тому, как там все устроено, нам остается только завидовать. В первую очередь системе подготовки специалистов для работы в высоких широтах – без разницы, Арктика это или Антарктида. И основная тяжесть работы лежала на силовых структурах – армии, нацгвардии, береговой охране. Ученые занимались своими делами, но обеспечивали их деятельность военные. Наши «вероятные партнеры» ежегодно выпускали подробный справочник, в котором обобщали новый опыт, полученный за очередной сезон.
Я как-то проникся идеей, и поскольку, еще будучи полковником, имел за плечами два автономных похода к Северному полюсу, делал по каждой экспедиции подробный отчет с обобщением опыта, с какими-то рекомендациями. И когда в соответствующих кабинетах узнали, что такие отчеты существуют, попросили у меня копии. О том, как их использовали, мне не докладывали, но когда спустя какое-то время начали появляться наставления по выживанию в Арктике, было видно, что взяли за основу…
– Как, на ваш взгляд, должно выглядеть военное присутствие в Арктике?
– Численностью там точно вопрос не решишь. Главное – высочайшей выучки и квалификации малые подразделения. Как альпийские стрелки. Обученные люди и легкое вооружение – такая модель абсолютно подходит для Арктики. Наверняка нужны большие базы – города, поселки, они есть. Но там в любой момент не доставишь людей в нужное место даже за сотню километров, не позволят метеоусловия. Соответственно в ключевых точках требуются базы по типу застав или зимовий, где подразделения будут нести дежурства. Как это будет организовано – не суть важно, главное, что весь личный состав должен иметь специальную подготовку. Тут много тонкостей. Во-первых, служба на Севере не может быть повинностью, человек должен хотеть служить здесь – с такой мотивацией он и учиться будет иначе, и весь опыт предшественников примерять на себя. Во-вторых, велик личностный фактор. Уверен, что костяк Вооруженных Сил в Арктике должен состоять из малых мобильных групп, в которых командир не только знает подчиненных по имени и в курсе всех их проблем, но и в состоянии контролировать каждого. А это человек десять, вряд ли больше. Тогда обеспечивается определенный психологический комфорт – все могут положиться друг на друга, а без этого эффективности в тамошних условиях не добиться. Это экспедиционный опыт, но полагаю, он вполне применим и для армейских групп.
И вообще, люди, от Севера далекие, главной проблемой считают выживание при низких температурах. Ерунда это, обладая навыками и знаниями, выжить можно в любых условиях. Я бы ставил во главу угла другое – военные должны иметь высокую профессиональную подготовку и понимать, для чего они там, должны осознавать свою роль и принимать ее необходимость.
– Мне кажется, мотивировать солдата сложно: служит на каком-то богом забытом островке, куда одна нерпа раз в три года приплывает, тянет лямку боевой учебы. И понимает, что вероятность встретить врага среди этих льдов минимальна…
– Две трети территории России – это Крайний Север и Дальний Восток. Нигде в мире больше нет таких пространств первозданной природы. Чем не предмет для гордости? И чем не причина там находиться? Любой островок можно считать тмутараканью, а можно видеть в нем один из этапов того великого пути, которым наши предки осваивали Север. И оказаться там, где делались исторические открытия, быть достойным тех, кто их совершал, – мощный мотив. Арктика противопоказана людям, которые не в состоянии осознать ее величие. Я бы никогда не посылал туда людей силком, толку не будет.
– Допустим, позвала труба: «Полковник Чуков, вам поручается обеспечить военное прикрытие территорий Крайнего Севера. Получаете все мыслимые полномочия, но сделать все по уму. Выполняйте!». Ваши действия, Владимир Семенович?
– Я не красный командир, а технарь. Но если принимать решения, то начал бы с признания того, что школы военных специалистов для Севера по большому счету нет. Есть некие попытки, но никак не система. Это же не просто подготовка бойца, который должен бегать быстро и стрелять хорошо. Речь идет о подготовке соответствующей психологической платформы у человека. У него не должно быть страха перед той природной средой, в которой ему предстоит жить. И чтобы он мог там себя уверенно чувствовать, нужно по крупицам нарабатывать необходимый опыт. Сидя за партами, его не получишь. 90 процентов подготовки должно проходить в реальных условиях – спичку на ветру зажигаем так, а в туалет, извините, ходим так. Мелочей нет. А если его теоретически подковать и сразу кинуть в те условия, результат будет плачевный. Еще когда я был полковником, делались попытки. Те же пограничники: мы тут сидим, мы тут служим, мы тут все знаем. Пять человек отправляют в маршрут – четверо обмороженных, один погиб. Никто ничего не знает и учителей, считай, нет. Наши полярники приучены жить стационарно. Даже на дрейфующей льдине стоит теплая палатка КАПШ, есть продукты, топливо и связь. Случись что – МЧС прилетит и спасет, в крайности ледокол пришлют. Но ни военным, ни эмчеэсовцам на это рассчитывать нельзя – это они должны спасать, а не их. И для этого надо уметь делать на Севере все лучше других. В Канаде арктические егеря береговой охраны – это отдельная каста, их готовят всю жизнь. Более того, они сами, прослужив и по 30, и по 40 лет, продолжают учиться. Понимают, что решение любой новой задачи дает дополнительный опыт, а он в тех условиях вещь бесценная.
Потому учеба, практика, повышение квалификации должны быть правилом как для новичков, так и для тех, кто считает себя полярными асами. Но это же надо организовать. Сейчас выделяется серьезное финансирование на наше военное присутствие в Арктике. И я уверен, что ведется какая-то серьезная работа над программами подготовки. Но единой политики нет. Год назад меня пригласили по старой памяти в Минобороны, и я был в ступоре. Поговорили с одним ответственным человеком, показал свои наработки, мне соответственно «Владимир Семенович, спасибо, все замечательно!». Но в ходе разговора я повел линию – мол, вы, Министерство обороны, МЧС, другие ведомства, так надо бы какую-то единую систему подготовки делать, это же государственная проблема. Нет, говорят мне, мы только сами. Вот эта разобщенность не дает собрать в кулак все интеллектуальные силы для решения важнейшей проблемы. Что ведомства – даже в соседних кабинетах одного министерства генералы и полковники втайне друг от друга создают какие-то свои проекты. И я не понимаю, на кого они работают. Вместо того чтобы в едином центре аккумулировать те самые крупицы опыта, везде делают по-своему. Каждый сам по себе создает и испытывает какое-то оборудование или технику, разрабатывает одежду, проводит учения… Но среди тех, кто ведает арктическими программами, нет реальных специалистов – им втюхивают какую-то ерунду вроде обуви с электроподогревом, а они ведутся, им кажется это нормальным.
– То есть все-таки дошла очередь и до создания соответствующего снаряжения…
– То, чем сейчас пытаются оснащать арктические подразделения, практически ничего общего с тем, что в действительности нужно, не имеет. При нынешней конкурсной системе ожидать нормальных результатов бессмысленно – одни предлагают за сто рублей, другие – за пять. Берем за пять, имеем экономию бюджета.
– Если вернуться к тем же канадским егерям – к чему конкретно их готовят?
– Тут все просто – их готовят выполнять полученный приказ. Это те люди, которые в экстремальных условиях способны обеспечить любой вид деятельности – спасательная ли экспедиция, работа геологов, контроль рубежей… Что скажут, то и сделают. Но и обеспечены они для решения практически любой задачи – у них самая современная и эффективная экипировка, отличная техника, аппаратура, вооружение, средства связи. Всем этим они превосходно владеют. И понятно, что если что-то они не смогут, то этого не сделает никто.
А у нас? Мне даже перед десантниками неудобно, сто человек прыгнули на полюс – достижение! Куда прыгнули, на разведанную площадку? К толпе встречающих? Вот мы в 1992-м как прыгали на полюс – ты же с нами был? На неподготовленную площадку, при сильном ветре, со всем барахлом приземлились, поставили палатки и были готовы действовать. По сути из личного интереса доказали, что можно десантировать лыжников в любую точку Арктики – мы же тогда не только российский триколор впервые над полюсом подняли, но и маршрут прошли. И никто не говорил: «Погода такая-то, прыжки разрешаю».
В 1995 году мы провели в районе Северного полюса совместные учения со спецподразделениями МЧС РФ. Принимал участие в учениях и заместитель министра, Герой России Валерий Востротин. Также парашютное десантирование, многодневный лыжный переход с полной выкладкой. А десантники дождались, когда там штиль и благодать, прилетели, прыгнули – чему они научились, какими умениями овладели? Зато в графе достижений значится проведение учений на Северном полюсе. А они должны уметь прыгать там и тогда, когда даже спортсменам это будет не под силу. В штиль ничему не научишься.
А американцы уже давно прорабатывали систему десантирования, в том числе без парашюта, в глубокий снег. Не говорю, что надо с ними соревноваться, но бойцы же готовятся не для парадов, а для реальных экстремальных ситуаций. И те, кто будет командовать в Арктике, не теоретиками должны быть, они обязаны весь тамошний экстрим ощутить на своей шкуре, понимать границы возможного… Соответственно нужны программы и в военных вузах, и в академиях, причем не абстрактный курс, а именно с огромной практикой, с получением умений и опыта, который приобретается только в высоких широтах.
– Может, в системе Минобороны создать Академию Арктики? На острове Врангеля или на Северной Земле. С учетом стоящих перед армией задач она без работы не останется…
– Да хотя бы специальный факультет создали – уже был бы гигантский прогресс. Прослушал теоретический курс и будь добр – на стажировку в Арктику, сопли морозить. Чтобы командиры понимали, что это такое. И когда придет пора на очередном конкурсе технику заказывать, хотя бы будут знать специфику, в которой придется работать. И думать о тех, кому этой техникой управлять.
Но понимание, что специалистов по Северу там и нужно готовить, приходит– уже в нескольких наших экспедициях участвуют представители учебного центра МЧС «Вытегра». Они моему старшему внуку ровесники, 25 лет – но в Арктике ни разу до встречи с нами не бывали. При этом они преподаватели! А курсанты сразу после школы какие-то скоропостижные курсы заканчивают, получают «корочки» арктического спасателя, а то и право учить других. Но если человек с удостоверением «Арктический спасатель» ни разу Арктику не видел, в палатке на снегу не спал, какой из него арктический спасатель…
– Может, стоит вести речь о надведомственной структуре, которая занималась бы безопасностью в Арктике?
Мы возвращаемся к тому, что уже существовало и успешно разрушено. Управление Главсевморпути, которое возглавлял Папанин, было гигантской структурой, которая отвечала фактически за все от Мурманска до Анадыря. Система работала. И все города, которые есть по побережью, появились именно тогда. Сейчас вроде заговорили о создании Министерства Арктики, но если все будет делаться так, как в последние годы, толку ноль – опять за Арктику станут отвечать те, кто раз в год прилетает на полюс сфотографироваться.
Мы потеряли систему подготовки специалистов, это главное. Та же полярная авиация – где готовят летчиков для нее? Когда несколько лет назад нам потребовалось доставить вездеходы на Северную Землю из Воркуты, мы просидели три недели при идеальной погоде. Есть Воркута, есть аэродром на острове Средний (Северная Земля), есть запасные площадки – и пока погоды не будет по всем точкам, существующие инструкции взлетать не разрешают. Но это же Север, тут погода за час пять раз может поменяться. Почитайте воспоминания полярных летчиков – они же не были отморозками с суицидальными наклонностями. Прекрасно знали местные условия, опыт работы в Арктике обобщался, молодых учили те, кто налетал над торосами не один десяток лет… Они были профессионалами. Пилот мог взять на себя ответственность и взлететь даже в небольшой просвет, когда погода чуть угомонится, тут не смелость нужна, а опыт, трезвая оценка риска. Таких летчиков никакими приказами за год-два не подготовишь.
– Уже лет двадцать, как ваша группа с лыж перебралась на вездеходы собственной конструкции. Что это за машины и почему вы не взяли для своих экспедиций нечто, выпускаемое серийно?
– Это колесные машины на шинах сверхнизкого давления. Когда энтузиасты только придумали их на заре 70-х, назвали снегоболотоходами, какого-то другого названия нет. Начали с маршрута по Антарктиде в 1999-м, дошли до Южного полюса и вернулись за рекордное время. С тех пор машины непрерывно совершенствовались. Для их изготовления нужны цех с простейшими станками, серийно выпускаемые комплектующие и умный конструктор, который из имеющегося в состоянии создать действительно уникальную машину. На севере, насмотревшись на нас, многие хотят приобрести нечто подобное – спрос большой. Немало наших вездеходорв уже прописалось в тундре навсегда, работают долго и успешно на радость владельцам.
Что касается серийной техники, то реального универсального транспортного средства для Крайнего Севера так и не создано, чему виной все та же система конкурсов-тендеров.
Чтобы создать правильную технику, должен найтись кто-то, способный составить грамотное техзадание, – проблемы возникают уже на этом этапе. Разработка, испытания, внедрение в серию, создание мощностей… Можно поступить иначе. Выпускаешь ты, скажем, танки или снегоходы. И при помощи тех или иных рычагов доказываешь тем, от кого зависит конечный выбор, что именно твой танк или снегоход – именно то, о чем грезят полярники. А поскольку решают сейчас дилетанты, а зачастую и корыстные дилетанты, то ожидать, что на Север пойдет именно лучшая техника, не стоит. Нет ее. Максимум – некая косметическая доработка под условия тендера, что никак проблему не решает. Мы же со своими вездеходами не являемся промышленностью – так, энтузиасты. Но мы надеемся, что наш опыт окажется нужным. И рассчитываем на проведение совместных сравнительных испытаний, по результатам которых можно было бы наконец убедиться в обоснованности наших предложений. Но серийное или мелкосерийное производство требует начального финансирования и, естественно, без этого в проводимых конкурсах принять участие мы не в состоянии.
– Техника – это важно, но куда важнее, на мой взгляд, экипировка личного состава…
– Прогресс по сравнению с советскими временами, когда главным предметом полевой арктической формы был тулуп до пят, колоссальный. Но то, что сейчас постепенно начинает проникать в армию – многослойные комплекты из современных тканей, изначально разрабатывалось для туристов, путешественников. К солдатской экипировке требования должны быть жестче. Боец должен не просто одолеть какой-то маршрут, выжить, не обморозиться и не заболеть, но и выполнить поставленную задачу. Он может провалиться под лед, оказаться в ситуации, где несколько суток придется провести без палатки, находиться в засаде, передвигаться ползком, а переодеться и просушиться будет негде. Прогресс есть, это радует. Но поставки для армии – лакомый кусок, и производители охотно вешают заказчикам лапшу. Реклама противоречит законам физики? Ну и что? Если влага от тела испаряется, то где-то на морозе в минус 40 она должна сконденсироваться и замерзнуть. Туристическая одежда – не вариант. Специалист это поймет, дилетант купится на обещания.
Мы нашли решение, взяв за основу чукотскую малицу: это такая просторная верхняя одежда из оленьего меха, остью внутрь. Все, что испаряется, конденсируется на мехе и осыпается вниз. Мы сшили из современных тканей подобные балахоны, у которых все слои на рукавах и понизу не сшиваются, то есть лед также может спокойно высыпаться из-под одежды. Но когда мы попросили производственников – а это были серьезные профи в пошиве экстремальной амуниции – не подрубать рукава и подол, они сказали, что не могут выпускать «полуфабрикат», мол, некрасиво смотрится.
Так что говорить, что в военной экипировке для высоких широт уже все придумано, рано. Нужно работать, изобретать, а главное – не жалеть времени, сил и средств на испытания.
– Какое ваше мнение о современных модульных домах, которые Минобороны начало возводить на Севере – мыс Шмидта, остров Врангеля?
– Дом на Севере живет только тогда, когда есть хозяин. Заходили на полярные станции, построенные еще в 30-е годы. Если работали все эти семьдесят-восемьдесят лет, если за ними следили – они и сейчас отлично служат. Наверное, при должном уходе будут служить и новые дома, но тут есть одна особенность современной жизни. Скажем, совместно с немцами созданная станция на острове Самойлов. Там даже огромная система очистки воды, которая, на мой взгляд, абсолютно излишня, находится в отапливаемом блоке. Тепло, светло, уютно… Спрашиваю: сколько горючего требует вся эта цивилизация? Отвечают, что не менее тонны в сутки. Выходит, случись малейший сбой в снабжении, весь нынешний хай-тек окажется бессильным перед природой.
– Если подвести итог нашему разговору – нужно создавать какое-то ответственное за все арктическое ведомство?
– Об этом разговоры в кулуарах идут уже много лет, но мне кажется, что можно было бы создать некий коллегиальный орган, с серьезными полномочиями. Здесь должны быть и военные, и спасатели, и производственники и ученые… Вполне можно сделать так, что все ведомства, которые решают на Крайнем Севере свои задачи, совместно смогут действовать в разы продуктивнее.
