Для комплексного научного изучения территории российской Арктики — в том числе и для точного определения ее экономического потенциала — России необходимо создать единую программу геологических исследования, в которой бы участвовали все заинтересованные стороны: как нефтегазодобывающие компании, так и государственные геологоразведочные предприятия и профильные агентства. О «соперничестве» науки и бизнеса, подготовке российской заявки на расширение шельфа и влиянии санкций на Арктику корреспондент ИА REGNUM побеседовал с главным научным сотрудником ВНИИ Океангеологии имени Грамберга Алексеем Пискаревым-Васильевым.
Алексей Лазаревич, ВНИИ Океангеологии утверждает: в изучении российского арктического шельфа сторонам надо объединить усилия. Почему необходима такая единая программа?
Такие программы для изучения шельфа и северных морей периодически создавались. В чем ненормальная ситуация в наше время? На шельфе не закончены региональные работы. На шельфе есть огромные прорехи, где аэромагнитная съемка вообще никогда не проводилась — на севере Карского моря, например. Нарушена нормальная последовательность геолого-физического процесса. Обычно это аэромагнитные работы, планирование сейсмических работ и так далее. Есть у нас прореха на Карском море, половина Восточно-Сибирского отснята очень старой, плохой съемкой. По завершении регионального исследования государство начинает обоснованно оценивать перспективы и запасы. А здесь почему-то большая часть шельфа роздана компаниям до окончания региональных работ. Этого не должно быть, потому что непонятно, на каких условиях государство их передало компаниям. Получилось, что государство и наш институт как головная организация теперь не могут планировать работы, теперь это дело компаний.
То есть после того, как тот или иной участок попал в ведение коммерческой организации, она, если ей необходимо, сама проводит его исследование?
Совершенно верно. Какие у них программы, и есть ли они, нет ли их, мы вообще-то говоря не знаем. Но мы знаем, что эти компании в силу общей ситуации испытывают сложности. Поэтому есть большие сомнения, что они будут продолжать изучение того, что им отдали.
Обращаются ли компании к вам за помощью, и почему нельзя провести эту работу совместно?
Какие-то частные случаи мне известны, но во всяком случае, ни о какой цельно спланированной программе речь не идет.
ВНИИ Океангеологии занимается сбором данных для подготовки российской заявки в комиссию ООН на обоснование внешней границы континентального шельфа. Насколько такого рода фрагментарная изученность шельфа мешает этой работе?
Пожалуй, если мешает, то незначительно. При подготовке заявки мы, в основном, занимались анализом геодезической ситуации в глубоководной части Северного Ледовитого океана. Изучали активно строение хребта Ломоносова, поднятия Менделеева, котловины Подводников, евразийского бассейна. В некоторой степени мы, конечно, опирались на наши знания о строении шельфа, и в этом случае, те прорехи, о которых я говорил, они мешают обоснованию. В некоторых частях — мы должны от глубоководной части и изучать общую конструкцию, строение и сходство ‑ и получается, у нас не хватает знаний о той площади, которая является реферной.
Как происходила работа в отношении тех участков континентального шельфа, который мы оспариваем с соседними государствами?
На протяжении многих лет у нас происходили воркшопы и встречи с участниками, коллегами из всех заинтересованных стран. Мы были в курсе, что делают они, какого рода готовят заявки, они были в курсе того, что делаем мы. Несколько лет назад одно издание, кажется, Лидского университета Великобритании подготовило карту Арктики и областей, на которые претендуют все пять стран. Из этой карты очень хорошо было видно, что области перекрытий — те территории, на которые претендовали несколько стран — они очень незначительны, небольшие. Фактически у нас была такая область перекрытия с Соединенными Штатами. Там получалось два варианта заявки. В советские времена была принята прямая граница, когда от Берингова пролива мы проводили прямую линию к Северному полюсу, это была граница секторов нашего и американского шельфа. Сейчас по Морской конвенции мы должны ориентироваться на линию, равноудаленную от берегов, извилистую. При этом получается, что сколько Россия проигрывает в одном месте, столько она выигрывает в другом. Получается не очень принципиально. Точно также выглядели спорные моменты в других заявках.
Казалось, они могут быть решены легко на конечном этапе путем дипломатических переговоров. Ситуация резко изменилась в 2014 году, когда ни с того ни с сего, вопреки всем предыдущим договоренностям, Дания подала заявку, и площадь, на которую она претендует, она протянула от Гренландии через хребет Ломоносова чуть ли не до границ моря Лаптевых. Основания для такой заявки были совершенно непонятны. Но надо сказать, еще до рассмотрения в комиссии ООН Дания эту заявку отозвала обратно. Конечно, по сравнению с нашей заявкой было видно, насколько больше и серьезнее работа была произведена нами в последние годы в океане. У датчан на порядок меньше.
Всем понятно, что есть какие-то критерии геодезические. Но в комиссии ООН тоже люди, и когда они видят, какое количество работ проведено, какие средства затрачены, какие данные получены, само по себе это большой плюс.
Как повлияли западные санкции на научное изучение российской Арктики и на ее освоение?
Санкции. К заявке это не имеет никакого отношения, а вот к Арктике имеет. Разведка и добыча все это дело исключительно сложных технологий. Сравнивают с космической отраслью, но специалисты говорят, что в морской добыче больше сложных технологий. Во всем мире нет таких стран, включая самые передовые и промышленно развитые, которые бы только на основе своих национальных технологий проводили такие исследования. Везде огромная международная интеграция. В разработке месторождения участвуют, как правило, 4−5 основных компаний и десятки обслуживающих компаний, которые участвуют в обслуживании отдельных агрегатов, соединений и т.д. Конечно, санкции — это огромный удар по разведке и планированию добычи.
Кто в этом отношении были наиболее важные для нас партнеры?
Наверное, норвежцы и американцы. Бурение на «университетской» структуре («Университетская-1» — скважина «Роснефти» в Карском море — прим. редакции), где месторождение «Победа» там был Exxon… Сложно выделить национальную составляющую интернациональной кооперации.
Как Ваши западные коллеги относятся к заморозке сотрудничества в Арктике?
Те, с кем мы общались, чисто по-человечески жалеют, что рушится сотрудничество, но это не значит, что они сторонники нашей политической концепции.
