Стратегия развития Арктики действует с 2013 года, да и саму Арктику начали изучать не вчера. Однако сейчас едва ли не впервые ученым и врачам придется всерьез и комплексно разбираться со специфическим влиянием Арктики на здоровье населения — как коренного, так и командированного. Например, нужно исследовать, почему в некоторых группах «северян» случаев неблагоприятных исходов беременности на 30% больше, чем в группах, проживающих в других районах страны? Почему мальчиков рождается существенно меньше, чем девочек? Почему в организме коренных жителей находят стойкие токсичные вещества, которые никогда в тех краях не применялись?
Петербург исторически играл ключевую роль в изучении Арктики. Логично, что когда в 2015 году Минздрав издал указ о научно-образовательных медицинских кластерах, координатором именно Арктического медицинского кластера стал Северо-Западный государственный медицинский университет им. И. И. Мечникова. А название научно-исследовательской лаборатории, которую возглавляет наш собеседник, доктор медицинских наук, профессор, говорит само за себя.
— Максим Валерьевич, вы ведь сами уже давно занимаетесь проблемами сохранения здоровья людей в Арктике…
— Очень давно. Десятки командировок, экспедиций. Я хорошо знаком с суровыми условиями Крайнего Севера: учился и работал в городах Мурманской области — Кандалакше, Кировске, Апатитах. Тем не менее говорить о себе как о представителе «арктической медицины» мне сложно: дело в том, что до сих пор официально такого понятия нет.
Притом что есть, к примеру, «тропическая медицина»: и понятие, и кафедры, и обучающие программы. И это странно, поскольку территория России на две трети, извините, не тропики, а именно полярная и субполярная зоны. И понятие «арктическая медицина» обязано быть уже потому, что стандартные медицинские подходы на Крайнем Севере во многом не работают.
— Какие условия диктует Арктика человеку? Ну холод, световой день специфический, витаминов мало… А что еще из неочевидного?
— К примеру, снижена скорость физико-химических реакций: растворения, гидролиза, окисления и т. д., а значит, и загрязнители во внешней среде дольше не разрушаются. Замедлена активность бактерий, в том числе тех, которые способны разрушать химические загрязнения — значит, «очистка» идет медленнее. На холоде перенапрягаются органы дыхания из-за учащения частоты вдохов и выдохов — а значит, может увеличиваться доза поглощенных вредных газов и аэрозолей из атмосферного воздуха, если они там есть. Из-за дегидратации, обезвоживания из организма хуже выводятся вредные вещества и их метаболиты — продукты распада. Снижена иммунорезистентность кожных покровов и слизистых оболочек дыхательных путей.
…Это я еще далеко не все перечислил.
— Понятия «арктическая медицина» пока нет, но медицинский кластер «Арктический» создан. Сейчас вообще очень бойко развивается все, что связано с Крайним Севером.
— Ажиотаж понятен. Это связано с изменением климата. Просто человечество сейчас, как рыбки в том эксперименте с подогреваемым аквариумом: мы не паникуем, потому что наш «аквариум» подогревают очень медленно.
Можно спорить, антропогенное это влияние или естественный цикл, но климат меняется. И у этого есть помимо негативных условно позитивные последствия.
Открываются новые морские пути: раньше ледовые поля простирались на полторы-две тысячи километров, а теперь ледоколы будут нужны на протяжении всего 200 — 300 км. Путь из Китая или Японии до Европы сократится более чем вдвое. Это невероятная экономия. И более безопасный путь: нет международных конфликтов, нет пиратов.
Однако мы пока не можем в полной мере воспользоваться новыми экономическими возможностями.
Есть огромный перечень вопросов — от недостаточно развитой наземной, морской и воздушной транспортных инфраструктур до системы здравоохранения. Когда государство всерьез занялось Арктикой, обнажились проблемы, которыми раньше особенно не занимались. Моя работа в Арктике началась с международного проекта по «инвентаризации» того, что представляет реальную опасность для людей в условиях севера. «Инвентаризация» — сленговое словечко, но оно в полной мере подходит.
— Что показала «инвентаризация»?
— Первые сообщения о стойких органических загрязнителях в Арктике исходили от западных ученых. Панику подняли канадские и американские экологи в начале 1990-х: в Гренландии среди белых медведей были зафиксированы случаи гермафродитизма.
Начали исследовать вопрос глубже, провели исследования крови коренного населения Гренландии, чье традиционное питание — мясо морских млекопитающих: китов, моржей, но также и медведей. И в крови были обнаружены высокие уровни опасных химических веществ — причем веществ, которые никогда в тех краях не производились и не использовались. Было непонятно, откуда они там взялись.
— Что за вещества?
— Их называют «стойкие токсичные вещества», СТВ. Это хлорорганические соединения, многие из которых очень широко использовались в народном хозяйстве в качестве пестицидов, инсектицидов, топливных присадок, технических смазок, красок, герметиков, растворителей… У всех на слуху ДДТ, или дихлор-дифенил-трихлорэтаны, а есть еще полихлорированные дибензодиоксины, полихлорированные бифенилы (ПХБ), хлорданы… Их называют «грязная дюжина», но сейчас это уже и не дюжина: список расширен.
— В чем их опасность для человека?
— У этих веществ ряд особенностей. Они не имеют вкуса и запаха, то есть неразличимы, могут быть токсичны даже в очень малых концентрациях, устойчивы к термическому разрушению и гидролизу, то есть могут подолгу сохраняться в среде.
Они могут перемещаться по пищевым цепям от «поедаемых» организмов к «потребляющим», и при таком перемещении может увеличиваться концентрация токсиканта в тканях каждого последующего организма — звена пищевой цепи, постепенно доходя до человека. Жировая ткань животных и человека — основное место накопления стойких органических соединений, период их полураспада занимает десятилетия.
— Как эти вещества попадают в Арктику?
— Исследования, начатые в 1990-х годах в разных регионах планеты, показали: СТВ могут переноситься на тысячи километров и накапливаться в Арктике. Благодаря своей низкой растворимости в воде и летучести они переносятся атмосферными потоками, речными и океаническими течениями.
Холодный климат Арктики во многом причина того, что здесь концентрируются загрязняющие вещества: токсиканты, переносимые теплыми воздушными потоками, осаждаются при столкновении с холодными арктическими воздушными фронтами.
Кроме того, эти вещества не всегда распространяются по законам физики — им помогает сама природа, включая законы биологии: рыба родилась, потом мигрирует (причем не по течению), вылавливают ее за много тысяч километров от места нереста. Или перелетные птицы: где эта птица гнездилась, куда полетела, что с собой несла, кто ее ест?
— Международное сообщество предпринимает какие-то меры, чтобы приостановить распространение загрязнителей?
— Да. В 1992 году была принята Стокгольмская конвенция, которая определила перечень стойких органических загрязнителей. Конвенцию подписали 92 страны, в том числе Россия, — мы в 2011 году ратифицировали документ. С 2001 года каждая из восьми т. н. арктических стран (их территории в той или иной степени находятся в Арктике) выполняла то или иное исследование. Это был грандиозный проект. Если обобщить его результаты, то они таковы: вероятнее всего, речь идет о самом серьезном вызове для человечества.
Стокгольмская конвенция говорила о запрете производства и использования веществ из «грязной дюжины», но некоторые до сих пор используются. Например, свинец: он запрещен как добавка к топливу, но содержится в тех же батарейках, которые мы выбрасываем куда попало. Или хлорсодержащие инсектициды: в Африке ими опрыскивают болота с малярийными комарами. Около миллиона человек ежегодно погибают от малярии, а ДДТ пока кажется меньшим злом.
— Какие исследования проводила именно российская сторона?
— В 2001 году от Северо-Западного научного центра гигиены и общественного здоровья была собрана исследовательская группа, руководил ею мой отец — заслуженный деятель науки России, доктор медицинских наук, профессор Валерий Петрович Чащин.
В протокол российского научного проекта были включены четыре района Крайнего Севера: Кольский полуостров (Мурманская область), нижнее течение Печоры (Ненецкий АО), полуостров Таймыр (Таймырский (Долгано-Ненецкий) АО) и Чукотский полуостров (Чукотский АО).
Была выдвинута гипотеза о том, что вещества из «грязной дюжины» сильнее всего бьют по репродуктивному здоровью, поэтому ученые оценивали состояние здоровья матерей и новорожденных: какая концентрация веществ в организме матерей, что передается ребенку через пуповину…
— Каковы результаты?
— К счастью, на арктической территории России концентрация веществ из «грязной дюжины» в целом оказалась ниже, чем в Гренландии. Но в отдельных местах — на уровне гренландских либо очень близко к ним. А на Чукотке концентрация веществ, которые сказываются на репродуктивном здоровье, была одной из самых высоких в мире.
Наша исследовательская группа первой описала эффект воздействия ПХБ (полихлорированных бифенилов) на соотношение полов новорожденных детей у коренных жителей Арктики. Через два года после нас это сделали американцы. Обычно в популяции рождается 51% мальчиков и 49% девочек. На Крайнем Севере мальчиков рождалось на 20 — 25% меньше, чем должно бы быть, а здоровье девочек вызывало тревогу. Уточню: не во всей популяции, а в тех группах, где была зафиксирована выше некого уровня концентрация ПХБ в крови.
В исследовании американцев подтвердилась эта корреляция: у коренного населения арктической части Канады и Гренландии уровни ПХБ и ртути оказались выше, чем у жителей промышленно развитых районов США.
ПХБ — гормоноподобные ксенобиотики. Их молекулярная структура очень похожа на некоторые человеческие гормоны и, возможно, организм «не умеет» их отличать. Эффект от них меньший, чем от настоящих гормонов, но их дополнительного вмешательства, видимо, достаточно, чтобы влиять на репродуктивную функцию, на соотношение полов при рождении.
Были статистически показаны и другие эффекты, связанные с СТВ: преждевременные роды, рождение детей с низкой массой тела, врожденные пороки развития.
— Какие-то меры по результатам исследований предпринимались?
— Повторю: сейчас ПБХ по Стокгольмской конвенции запрещены, но сколько их было произведено, сколько до сих пор где-то хранится, сколько попало в природную среду?
Мы провели специальное эпидемиологическое расследование: искали местные источники СТВ. Оказалось, что местные жители используют в домах краску с содержанием свинца, а для приготовления и хранения браги и пищи — загрязненные СТВ бочки и контейнеры. Против комаров применяют хлорсодержащие инсектициды…
Когда было установлено, что группа наибольшего риска живет на Чукотке, результаты исследования были заслушаны на специальном заседании Госдумы. Стали прорабатывать нормативные документы, рекомендации по снижению риска вредного воздействия. Однако до сих пор не создано национальной системы мониторинга и оценки состояния здоровья населения Арктики. В России до сих пор нет нормативов на содержание стойких токсичных веществ в крови — наши эксперты ориентируются на зарубежные уровни «беспокойства» и «высокого риска» ПХБ, ртути, кадмия и других.
Сейчас у нас просто есть картина происходящего: проблема серьезная, поскольку связана с демографией, а значит, затрагивает очень широкий спектр вопросов — от политических до потери культурного разнообразия. За последние 20 лет из 30 малочисленных народов Севера по разным причинам сократилась численность 21.
В прошлом году правительство РФ выделило «мегагрант» Северному (Арктическому) федеральному университету имени М. В. Ломоносова в Архангельске — на разработку методологии мониторинга «биологического» переноса загрязняющих веществ. Но это «экологическое» решение. Оно не включает в себя всех задач, стоящих перед системой здравоохранения.
Сейчас надо — в отсутствие больших ресурсов — понять приоритеты. В этом обязательно должны участвовать ученые, чтобы четко определить: где, что и когда «мониторить», какие риски для здоровья и в каких популяциях существуют, какие управленческие решения должны за этим следовать.
— Климат в Арктике меняется — это тоже сказывается на здоровье людей?
— Сейчас уже ясно, что из-за изменения климата нагрузки «грязных» веществ (и не только СТВ, но и веществ, содержащихся в отходах промышленных и фармпредприятий, бытовой продукции из того же «северного завоза») будут увеличиваться. Вечная мерзлота отходит, из-за этого многие вещества и патогенная микрофлора переходят из замороженного состояния в активное. Из-за возрастающих природных катастрофических явлений (штормов, например) ускорятся переносы веществ на большие расстояния. Повышается уровень Мирового океана — как следствие, размывается береговая линия, и то, что на берегу годами накапливалось, попадает в воды.
Загрязняющие вещества будут накапливаться в пищевых цепях и распространяться с мигрирующими промысловыми рыбами, птицами и дикими животными.
Кроме того, есть гипотеза, согласно которой эти вещества подавляют иммунный ответ организма. Если так, то это скажется на скорости распространения ВИЧ, туберкулеза, кишечных заболеваний, гепатитов, зоонозных и паразитарных заболеваний.
Потепление климата уже привело к тому, что в Арктике появились инфекции, не свойственные этой зоне. Например, за последние пять лет ореол расселения энцефалитного клеща увеличился на 30 — 40%!
— Как страшно жить.
— Между тем исследования в Арктике выявили и один неожиданный позитивный эффект. Участники исследования (я имею в виду население) были распределены и по уровню доходов, и мы обнаружили различия в частоте клинических проявлений, связанных, по нашему мнению, с воздействием СТВ. Как вы думаете, у кого вредный эффект был более выражен?
— Обычно страдают те, кто победнее.
— А тут наоборот. Наиболее часто от заболеваний, ассоциированных с воздействием ксенобиотиков, страдали те, кто побогаче. Дело в том, что они покупают и привозные продукты и едят более разнообразную пищу — не только местную, добытую рыбалкой и охотой. «Бедные» ограничены традиционной пищей северных народов. В связи с этим была выдвинута гипотеза (отдельных исследований на эту тему пока не проводилось): в мясе, жире, молоке местных животных содержатся биологически активные вещества, которые в какой-то степени подавляют токсический эффект СТВ. Возможно, это одна из причин того, почему коренных нельзя отрывать от их традиционной еды.
— Максим Валерьевич, у Петербурга, судя по всему, важнейшая роль в развитии Арктики…
— В 1914 году в Санкт-Петербурге князь Борис Голицын создал при Российской академии наук первую Полярную комиссию. А в 2013 году по инициативе губернатора Георгия Полтавченко создан Арктический инновационный кластер СЗФО.
Министерство здравоохранения России в качестве координатора научно-образовательного медицинского кластера «Северный» назначило один из ведущих университетов города — Северо-Западный государственный медицинский университет имени И. И. Мечникова. Довольно успешно идет подготовка адаптации образовательных последипломных программ для врачей и средних медицинских работников к северной специфике, в этом участвует и наша лаборатория, и созданный — опять же в Петербурге — Арктический молодежный центр компетенций.
Научные проекты продвигаются хуже, потому что экономическая ситуация не позволяет развернуть масштабные исследования. Но их все равно надо проводить, чтобы сделать российскую Арктику чистой и безопасной для проживания. У нас другого выбора нет.
