В Якутии создают центр приемки пушнины. По логике организаторов, это позволит вывести из "тени" экспорт мехов. Однако гораздо острее в республике стоит проблема, как вывести даже не из "тени", а из полного мрака охотников, добывающих эти меха. Каждую зиму они уходят в тайгу, работают, но некому оформить им трудовые книжки и сделать в них записи о трудоустройстве. Промысловики не знают, что такое социальный пакет. По сути, это люди без определенного места работы. Такая ситуация тянется уже более двадцати лет.
В девяностые годы прошлого века стали разваливаться совхозы и госпромхозы. Для животноводов и земледельцев это не стало фатальным — они начали кооперироваться, создавать фермерские и иные хозяйства. А вот охотникам места в рыночных отношениях не нашлось. Любая отрасль подразумевает определенную вертикальную структуру управления, но над промысловиками образовалась пустота. Хотя и вид деятельности, и спрос на меха остались.
— В результате перемен кадровые охотники, числившиеся в штатах совхозов, оказались без работы и без каких-либо социальных гарантий на многие годы. Это продолжается и в настоящее время, — отмечает заместитель руководителя охотуправления министерства охраны природы Якутии Дмитрий Лугинов.
Промысловиков в республике более четырех тысяч. В советские годы за каждым из них были закреплены угодья, и кадровые охотники относились к своим "вотчинам" очень бережно. Охраняли их от браконьеров, не допускали перепромысла. Со вступлением в силу нового законодательства земля ушла у них из-под ног. В буквальном смысле. В 2010 году все угодья в регионе были закреплены за 412 охотпользователями — общинами, предприятиями и индивидуальными предпринимателями. Теперь охотникам предстояло подстраиваться под новых хозяев тайги.
— Однако даже самые крупные охотпользователи республики свои отношения с промысловиками строят на основе гражданско-правовых договоров, не заключая с ними трудовые соглашения, — рассказывает Дмитрий Лугинов. — Это и понятно. Добыча промысловой пушнины никогда не была рентабельной, способной обеспечить содержание кадровых охотников. Даже в советское время в совхозах они содержались за счет государственной поддержки основного сельхозпроизводства, а в госпромхозах — за счет средств от заготовки и переработки леса.
Как отмечает Лугинов, абсолютное большинство охотпользователей сами едва сводят концы с концами. Не имея государственной помощи, они не в состоянии держать в штате единицу кадрового охотника.
— Небольшие средства, получаемые от реализации продукции охоты, не дают им возможности позволить себе такую роскошь. В итоге первичное звено отрасли продолжает оставаться нетрудоустроенным со всеми вытекающими из этого последствиями, — говорит специалист.
Даже самые крупные охотпользователи в Республике Саха свои отношения с промысловиками строят на основе гражданско-правовых договоров, не делая записей в трудовые книжки
Промысловики стали людьми с непонятным статусом, которым просто разрешают добывать пушнину. Это очень тяжелый труд. Зиму они проводят в тайге. Летом наваливаются запущенные за четыре-пять месяцев домашние дела, а одновременно приходится готовиться к следующему сезону, поэтому на подработки времени не остается. Надо закупать продукты и снаряжение, вывозить все это на угодья, ремонтировать зимовья, делать ловушки, заготавливать приманку для пушных зверьков, запасать дрова… Большая часть денег, вырученных за шкурки, уходит на это.
При отсутствии вертикальной структуры решать общие проблемы промысловиков некому. Но коль скоро сфера деятельности существует, должен же ее курировать какой-то орган власти!
Подходящее для этого название — у управления охотничьего хозяйства. Но это — подразделение министерства охраны природы, и у него совсем другие задачи.
По положению традиционными отраслями Севера (в которые включен охотничий промысел) занимается республиканский Государственный комитет по делам Арктики. Однако его участие в охотничьих делах сводится к распределению субсидий на отстрел волков, добычу диких оленей и приобретение некоторых видов снаряжения. Проектов по совершенствованию отношений в этой сфере госкомитет пока не выдал. И не планирует.
— У нас есть государственная республиканская программа развития традиционных отраслей — и достаточно. Каких-то ведомственных документов по охотпромыслу мы не разрабатываем, — сказал "РГ" руководитель отдела по развитию традиционных отраслей Севера Денис Быдыгиев.
Недавно завершилось действие такой программы, рассчитанной на 2012-2016 годы. Развитие промысловой охоты в ней даже не предполагалось. Это была программа поддержки отрасли ровно настолько, чтобы она не захирела окончательно.
А может, и не стоит ничего менять, тем более что спрос на некоторые виды пушнины в мире падает?
— Менять надо многое, и в первую очередь систему отношений в отрасли, — уверен Дмитрий Лугинов.
Якутские меха ценились всегда. В былые времена даже царский ясак с местного населения брали соболями. Увлеклись так, что к середине XVIII века собольи следы исчезли в тайге напрочь. Лишь в 1947 году начались работы по реинтродукции ценного зверька.
Одного из первых соболей "новой формации" поймал мой отец, работавший кадровым охотником в госпромхозе. Когда он принес трофей из тайги, со всего поселка приходили коллеги-промысловики — посмотреть на невиданного зверя. Никто не знал, как обрабатывать драгоценную шкурку. Местные охотоведы, не имевшие дела с соболем, с трудом нашли в каком-то журнале чертеж пяльцев.
Это было более полувека назад. А сейчас соболя в тайге столько, что ежегодная квота на его добычу достигает 63 тысяч штук. Это золотое дно — на аукционах стартовая цена шкурки начинается со 120 долларов. Вот только выбирать выделенные лимиты некому. В зависимости от условий года уровень освоения квот колеблется от 41 до 74 процентов.
Специалисты, впрочем, считают, что до трети добытого уходит на "черный рынок". Скорее всего, так оно и есть. Перекупщики пушнины платят хорошо и сразу. Для охотника, всегда нуждающегося в деньгах, это главное.
