Климатические изменения в Арктике, таяние арктических льдов и вечной мерзлоты приводят к необратимым изменениям в климате других регионов Земли. Россия, обладающая самой большой территорией в Арктике, заинтересована в ее освоении, учитывающем влияние процессов глобального потепления.
О связи между климатом в Арктике и жарой лета 2010 года в Москве, об опасности айсбергов для нефтяных платформ, а также о перспективах ратификации и выполнения Парижского соглашения по климату в интервью ТАСС в преддверии международного арктического форума "Арктика — территория диалога" рассказал советник и специальный представитель президента по вопросам климата Александр Бедрицкий.
— Как вы оцениваете влияние глобального потепления на Арктику? Что несет России в среднесрочной и долгосрочной перспективе изменение климата в Арктической зоне?
— Арктику можно назвать самым уязвимым регионом, поскольку изменения там влияют на другие регионы мира. Чего только стоит потенциал полярного льда Гренландии — если он растает, уровень океана поднимется на семь метров. И хотя этот процесс может происходить в течение сотен лет, он многих пугает. Таяние арктического льда — это экспорт пресной воды в Атлантический океан. Если эти процессы будут продолжаться, пресная вода будет давить на теплое течение Гольфстрим, прижимать его ко дну. Тогда тепловое излучение океана уменьшится, и Европа начнет замерзать. Процесс этот длительный и может растянуться на сотни лет. Вместе с тем, по оценкам американских экспертов, опубликованным в начале 2000-х годов, это должно было произойти уже к 2008 году. Но мы знаем, что этот прогноз не оправдался.
Арктический регион заслуженно стал приоритетной темой для решения социальных, экономических и научных задач и для нашей страны. Россия обладает самой большой территорией в Арктике, там живут люди — малочисленные народы со своим укладом. В связи с тем, что ресурсная база на обычных территориях постепенно истощается и взор обращается к потенциальным богатствам Арктического региона, появляется потребность в решении социальных вопросов. На первый план выходят вопросы обеспечения традиционных методов хозяйствования коренных народов, сохранения для них естественной области жизнедеятельности, поддержания здоровья.
Климатические изменения вызывают появление явлений, например айсбергов, там, где они раньше не наблюдались. Строить и эксплуатировать нефтедобывающие платформы или дрейфующие станции нужно с учетом этой реальности. Выбор места для размещения таких платформ должен осуществляться с учетом течения, ветровых сезонных характеристик, потому что именно они приводят к перемещению не только айсбергов, но и больших полей льда.
Изменение климата в Арктике по-разному сказывается на экономике континентальной части страны. Из-за долгосрочных эффектов от потепления разовые опасные явления становятся более масштабными, экстремальные значения температур расширяются, длительность воздействия увеличивается. Все помнят период жары в 2010 году — температуру 25–30 градусов в течение двух дней пережить можно, но не тогда, когда это длится два месяца. Или, например, у нас никогда не было таких дождевых паводков, как на Амуре, когда весь бассейн — тысячи километров — был охвачен этими явлениями.
— Какими методами можно бороться с этими явлениями?
— К борьбе с экстремальными явлениями нужно подходить с точки зрения конкретной территории, в отраслевом разрезе. Например, таяние вечной мерзлоты и повышение температуры — это проблема долгосрочного характера, и надо разрабатывать новые строительные нормы и долгосрочные планы по укреплению и модернизации всей инфраструктуры для того, чтобы она не развалилась. Если в районах, где нет сплошной вечной мерзлоты, дом попадает "на линзу" (участок, на котором грунт не замерзает полностью и оттаивает летом. — Прим. ТАСС), возможности несущей конструкции меняются, и дома начинают разрушаться.
— Какие у вас ожидания от IV Арктического форума, ждете ли вы объявления о крупных международных проектах? Какие инициативы нужны в контексте освоения Арктики?
— Я думаю, эта конференция будет событием всемирного значения. Не случайно на эти конференции приезжают и руководители стран. Международное сотрудничество в области изучения происходящих в Арктике процессов необходимо. Любая экономическая деятельность, любые проекты социального характера должны использовать научные знания о тех наблюдаемых изменениях, о тенденциях и прогнозах этих изменений. Регион надо изучать на основе скоординированных международных усилий, с привлечением стран, которые сейчас не состоят в Арктическом совете даже в качестве наблюдателей. Эти вопросы будут подниматься, и я думаю, что и эта конференция сыграет позитивную роль.
Необходимо расширение взаимопонимания в результате таких форумов. В течение Международного полярного года (проводился в 2007–2008 годах. — Прим. ТАСС) было реализовано очень много международных проектов. Поскольку акцент делался на научном изучении, удалось привлечь много средств и сил. Поэтому различные аспекты жизнедеятельности в Арктическом регионе получили возможность исследования и научного обоснования. Такие крупные конференции, как Арктический форум, имеют научно-практическое и политическое значение, дают стимул новым проектам. Думаю, что главная тема форума — "Человек в Арктике" — ориентирует и науку, и бизнес, и любые направления, обеспечивающие жизнь человека, на интересы человека — как живущего в Арктике, так и осваивающего ее. Раньше вопрос так не ставился. Цель именно этой конференции сформулирована как обсуждение жизни человека в Арктике. Он должен комфортно себя чувствовать в регионе, должен работать, понимая, что он не потеряет здоровье и что даже экстремальные условия можно нейтрализовать. Также он должен осознавать, что Арктика — это прекрасная часть Земли, и потомкам нужно оставить не горы бочек и грязи, а ресурсы и условия для жизни.
— Как не повторить негативный советский опыт прихода в Арктику на новом этапе освоения территории?
— Разница состоит в том, что в советское время принимались планы, под реализацию которых выделялись средства. В планах в качестве результата не фигурировали объемы вывезенного мусора, бочек и т. д. Сейчас расходование государственных средств на конкретные задачи обставлено достаточно жестким экологическим законодательством, например в ожидаемом результате программы повышения энергоэффективности и развития электроэнергетики фигурирует сокращение выбросов парниковых газов. Появились новые требования к нормированию, к обращению с отходами, к ответственности за загрязнение природной среды. Конкретные субъекты — компании — не могут позволить себе вкладывать деньги в эксплуатацию и не выполнять экологические требования. До сих пор участие государства в масштабных проектах достаточно сильное — ни один инвестор не потянет их в одиночку. Нужна инициатива, интеллектуальный вклад, организационный вклад со стороны инвесторов и частных компаний, но на таких масштабах, как Арктика, многое должно делать государство. Особенно это касается транспортных возможностей — морских судов, среднемагистральных самолетов и даже экранопланов, они как раз очень подходят для использования на Севере, могут беспрепятственно лететь над тундрой, над поверхностью моря, надо льдом.
— Если вернуться к научному сотрудничеству, насколько актуально создание международных полярных станций, на которых бы работали, например, ученые нескольких приарктических государств?
— У нас есть такой проект, он начинался в середине 2000-х. Есть проект по изучению климатической проблематики в Якутии, потому что арктические процессы потепления дают обратную связь — дополнительное поступление парникового газа метана в атмосферу, чем усиливают процесс потепления. Международные проекты нужны и важны, и мы заинтересованы в том, чтобы они организовывались не только на территории нашей страны, но и, например, на территории США.
— По разным оценкам, природные бедствия "стоят" России 30–60 миллиардов рублей в год. Одной из возможных мер предотвращения такого ущерба считается создание систем раннего предупреждения природных бедствий. Прорабатываются ли инициативы создания таких систем между приарктическими государствами?
— Существует международная инициатива предотвращения опасных стихийных бедствий — там больше занимаются вопросами последствий, хотя и прогнозирование, и предупреждение стихийных бедствий там присутствуют. Остальным занимается Всемирная метеорологическая организация (ВМО) — там есть система интеграции международных наблюдений. Последние годы вводятся международные системы предупреждения — они есть в каждой стране, но не у всех одинаковые возможности. В Арктическом регионе тоже существует сотрудничество по этому вопросу — у нас даже международная лаборатория есть в Арктическом и Антарктическом институте. И их центр сбора оперативной арктической информации и предупреждения связан с нашими партнерами. Без этого в Арктике невозможно работать.
— Почти год назад вице-премьер Хлопонин от имени Российской Федерации подписал Парижское соглашение, но оно до сих пор не ратифицировано. Когда будет предложено ратифицировать соглашение? Насколько в целом этот документ "устойчив"?
— Парижское соглашение носит общий характер, оно не содержит жестких норм. Цели, которые там обозначены, — прилагать усилия с тем, чтобы не допустить повышения температуры больше чем на 2 градуса Цельсия до конца XXI века, разработать стратегии низкоуглеродного развития — приняты всеми странами. Поэтому свои обязательства до 2030 года мы продекларировали, а с ратификацией соглашения спешки нет. К 2020 году мы завершим разработку стратегии низкоуглеродного развития, которая должна потом быть интегрирована в стратегические документы и планы по адаптации. Мы оценим климатические риски с экономической и социальной точки зрения, определим модель государственного регулирования, выберем модель стимулирования снижения выбросов парниковых газов. На этот счет нет никаких готовых рецептов — нам не нужны финансовые инструменты торговли квотами для биржевых спекулянтов, нам нужна система стимулирования снижения выбросов. Наша стратегия по выбросам на 2030 год идеально вписывается в рекомендации Международного энергетического агентства (МЭА), которые вышли только в прошлом году, уже после Парижских договоренностей. Там говорится, что страны должны достигнуть пика по выбросам в энергетике к 2020 году, а потом постепенно их снижать, — у нас так и будет.
— По вашему мнению, подход, используемый в Парижском соглашении, когда все страны самостоятельно выбирают свои обязательства по вкладу в общую цель, концептуально лучше, чем подход Киотского протокола?
— Понимаете, по-другому нельзя договориться. Международная семья состоит из 200 стран, и прийти к новому соглашению не могли с 2007 года. Найти механизм стимулирования уменьшения выбросов — нетривиальная задача. Его надо искать. Что касается торговли квотами, по моему мнению, пользы от нее в виде снижения выбросов парниковых газов нигде не зафиксировано, а выгода — только для спекулянтов. У нас тоже есть на бирже торговля фьючерсами на погоду. От этого тоже нет никакой пользы ни погоде, ни климату. Только тем, кто торгует.
— Какое место атомная энергетика может занять в нашей низкоуглеродной стратегии?
— 33% нашей энергии мы генерируем сейчас безуглеродными способами: путем гидроэнергетики и атомной энергетики. В энергетической стратегии предусмотрено строительство атомных станций в объемах, превышающих то, что было построено за всю историю Советского Союза. Атомная энергетика, гидроэнергетика, возобновляемая энергетика, совершенствование технологий в тепловой энергетике — это и есть та эволюционная мозаика, в рамках которой мы будем двигаться. В обозримом будущем мы будем снижать выбросы от угля не путем закрытия угольных станций, а путем использования новых технологий. Полное прекращение использования угля и газа — это несерьезно, это для оголтелых политикоэкологов. Возможна также переработка угля с целью получения из него продуктов, а не только тепла. Нас обвиняют в том, что в старой стратегии доля возобновляемых источников была 4,5%, а теперь всего 2,5%, но это пустой разговор. Мы движемся вперед, соизмеряя возможную динамику экономического развития с целями, которые реальны для России в среднесрочный период. Возобновляемая энергетика сейчас не может заменить ни для кого традиционные источники энергии. Там, где альтернативные технологии могут обеспечить энергией поселки или конкретные хозяйства, там они и внедряются.
— Когда может быть внесен в Госдуму законопроект об отчетности компаний о выбросах парниковых газов? Как законопроект прокомментировали бизнес-объединения, прошел ли он согласование с ними?
— Разногласия, которые по нему были, сейчас решены. У министерств и ведомств разногласий нет. Думаю, уже через неделю внесут на рассмотрение в правительство РФ. Кроме этого, хочу обратить внимание на то, что в октябре 2016 года Минфин издал приказ, вводящий международный стандарт для аудиторов. По этим стандартам аудиторы должны проверять отчетность компаний по выбросам парниковых газов. Когда закон об отчетности примут, крупные компании будут обязаны сдавать эту отчетность аудиторам. Но уже есть компании, кто добровольно сдает отчетность в международные системы: Архангельский бумажный комбинат, "Газпром", РУСАЛ, Роснано.
— В этом году его реально принять?
— Теоретически — да.
— Понятно ли вам отношение новой американской администрации к Парижскому соглашению?
— Понятно. Знаете, слова — одно, а дела — другое. То, каким образом слова расходятся с делом, мы видим по отношению к России. Да, президент Дональд Трамп говорил, что США должны выйти из Парижского соглашения, он это говорил в запале предвыборной кампании. Его разговоры о том, что нужно обеспечивать рабочие места в том числе за счет угольной энергетики — это прагматичный подход. Какой политик скажет, что он закроет рабочие места в угоду климату? Но, с другой стороны, он не может не понимать, что снижение выбросов и выполнение Парижских соглашений связаны с внедрением новых технологий, поэтому ему придется выходить из нынешней риторики. Уже сейчас начинают говорить, что дочь президента США Иванка почти уговорила его отказаться от выхода из Парижских соглашений. Я думаю, что американская политика будет прагматичной и из Парижского соглашения США не выйдут. Для Трампа более выгодно пересмотреть обязательства, которые на себя взял Обама.
— А это возможно?
— Да, пока соглашение не ратифицировано, декларируемые национальные вклады считаются "намечаемыми". До момента ратификации страна может этот вклад скорректировать. На нынешней стадии администрация может сказать, что Обама был неправ, и скорректировать свои обязательства, при этом пообещав, что в будущем сделают больше. Такой подход возможен, но мне кажется, что сотрудничать они будут. С республиканцами по вопросам климата всегда было легче разговаривать.
